inkogniton: (Default)
Говорят, место становится домом, когда в нем появляются необходимые для ежедневной жизни связи и цепочки. Хорошего парикмахера я нашла давно -- это вовсе не мелочь, без хорошего парикмахера я чувствую себя некрасивой, а значит, лишенной дополнительной жизненной силы. После нашла прекрасного сапожника -- ему и только ему я отношу в починку всю свою горячо любимую обувь. Помню, когда принесла первую пару, стояла, смотрела на худенького улыбающегося юношу, никак не хотела выпускать из рук ту пару, которую принесла, всё объясняла, сгорая то ли от смущения, то ли от псевдоинтеллигентного стыда за то, что мне так важна эта пара, в то время, когда, очевидным образом, главное же не туфли, а духовное развитие! Но туфли тоже важные, просто, почему-то, говорить об этом стало неловко. Всё стояла перед прилавком, не выпуская их из рук, и спрашивала с надеждой -- вы точно сумеете их починить? Да так, чтобы не испортить? И уж совсем сгорая от стыда, добавляла -- просто они дорогие, для меня, добавляла спешно, дорогие. Он улыбнулся тогда душевно, так хорошо мне стало от его улыбки, сразу поняла, что не считает он мои драгоценные туфли глупостью, не заботится о моем духовном развитии, но только занимается тем, что любит, а именно -- обувью. Не испорчу, серьезно отвечал он мне тогда, я много лет работаю и с дорогой обувью и с дешевой, вы покажите что случилось, а я сразу скажу, что я могу сделать. Помню, как протянула ему поломанную пару, как затаив дыхания ждала вердикта, как обрадовалась, когда он сказал -- ничего страшного, это всё поправимо, оставьте их мне, и заберите, скажем, -- он запрокинул голову к потолку, что-то считал и высчитывал, после выдохнул, -- дня через три, хорошо? С тех пор мы друзья, я приношу ему всё, что требует его внимания, он всегда думает, смотрит внимательно, говорит что сделает, как оно будет выглядеть, я киваю серьезно и оставляю всё в его поистине волшебной мастерской, выхожу оттуда и иду дальше, нисколько не опасаясь.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Я сидела под большим зонтиком, за скромным деревянным столом, ждала неповторимую курицу, которую мне обещали на входе и смотрела по сторонам. Узкая улица, уходящая прямо вперед, изгибалась и никак не получалось увидеть куда же она идет. Ничего, пойду по ней и всё узнаю, думала я спокойно, но неожиданно быстро, так же быстро оглядывалась и старалась подмечать всё, что только можно. Зазывала тем временем подзывал и подзывал проходивших мимо, те вежливо отмахивались, улыбались, но продолжали идти дальше, не останавливаясь, не реагируя, не выражая никакого желания попробовать ни дивную курицу, ни знаменитый португальский стейк с яйцом, ни морских гадов, вообще ничего. Выглядели они сытыми, довольными и расслабленными, шли не спеша и говорили неожиданно тихо, так тихо, что я, находившаяся в Лиссабоне всего несколько часов, удивилась безмерно, начала было думать что же это значит, как немедленно поняла -- это же туристы, настоящие туристы, ну конечно, задрипанные джинсы и футболки с надписью люблю лед зеппелин, кто же еще это может быть. Удивительно, но я совершенно не ощущала себя туристом, хотя в Лиссабоне прежде никогда не была, никогда так, вот так быстро не говорила, носила когда могла задрипанные джинсы, правда футболки с надписями, да и вообще футболки, никогда не жаловала, как-то не сложились у нас отношения. Я вдыхала заметно ощутимый запах моря, вернее, реки, но эта река так пахнет морем, по ней плывут такие дома, что никак не получается назвать ее просто рекой, пусть будет море, и запах, конечно, тоже морской.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Не покидает ощущение сюрреализма происходящего. Всего. И кажется, что всё уже видели, ничем не удивишь, всё пережили, история вообще великая штука, если уметь ей правильно пользоваться. И казалось бы за столько лет должны были научиться. Но нет, опять не оправдываются ожидания, опять разочарования, опять боль и невозможность нормально дышать. Если есть в этой жизни что-то бесконечное, так это человеческая глупость. Ничего боле, ничего. И ощущение, что нельзя писать ни о чем другом, ведь как можно, когда всё так. Я никогда не пишу о политике. Да что там пишу, я и говорить о ней предпочитаю только про себя, только самой с собой. Дело вовсе не в том, что взгляды мои не установились, и, конечно же, не в том, что их легко расшатать, но скорее в том, что мне страшны реакции. Ведь милый человек, стоящий перед тобой внезапно может сказать что-то такое, от чего мороз по коже и не понимаешь шутит он или нет. Помню как посреди невероятно милого разговора о погоде и красотах французских городов, вдруг отчего-то заговорили о политике и милый коллега сообщил, раздувая грудь, крымнаш, чуть не разорвав новый с иголочки пиджак. Я замолчала ошалело, как-то мне казалось, что даже те, кто так думает, понимает, что это не совсем прилично говорить вслух, но нет, очень горд и смотрит имперским взглядом, глаза поволокой подернуло, и гордость выпирает сквозь лацканы -- конечно, наш, какие тут сомненья? И не то чтобы я отказывала ему в праве на это мнение, но вот сомнение -- оно же всегда должно быть, вне зависимости от мнения, иначе дурак ты, просто дурак. Только дурак не сомневается. И не объяснить, ничего не сказать, ни вдохнуть ни выдохнуть, просто спокойно попросила прекратить разговор. Я никогда не навязываю своего мнения, я всегда оставляю право любому человеку иметь совершенно иное мнение -- это базовое право, если его забрать, от нас вообще ничего не останется. И всё равно стараюсь не говорить о политике -- не вслух, не на аудиторию, не будучи полностью компетентной. Я не могу иначе, я всегда сомневаюсь, поскольку не считаю себя полностью компетентной. Я не сомневаюсь только в одном (вполне возможно, по дурости) -- то, что происходит сейчас, не поддается никаким разумным объяснениям. Оно вообще ничему не поддается.

Несколько дней подряд мне тяжело дышать, в голове скрипят, переваливаясь, мысли, в голове бурлит, в душе -- стыд. Стыдно за то, что я сейчас живу, так как являюсь молчаливым свидетелем всего этого. Однако, мне не стыдно за то, что я бешено хочу жить -- радоваться, огорчаться и ловить каждую минуту, потому что другой такой уже не будет. Будет другая, конечно будет, но эта безвозвратно уйдет -- в никуда, ухнет в пропасть моего оголтелого стыда. Сотрется навсегда и ничего от нее не останется -- ни воспоминаний, ни радости, ни горести. Вообще ничего. Будто и не было ее. Я долго сомневалась писать ли мне сейчас о том, о чем мне так хочется написать -- о Лиссабоне. Но теперь не сомневаюсь. Пока я жива я буду жить эту жизнь на полную катушку, сколько отведено, спорить не буду. Да и чего тут спорить -- не с кем, да и не о чем. Дорогие мои украинские не-родственники, друзья и все остальные -- я не смогу, при всем желании, описать то, что я сейчас чувствую. Не смогу объяснить насколько мне хочется вас поддержать. У меня ничего, в сущности, кроме слов, нет. Слов, мыслей, чувств -- всё это я отдаю вам, если это хоть как-то поможет, если хоть как-то поддержит. В остальном же -- я не настолько компетентна, чтобы писать политические эссе и не настолько смела, чтобы физически вставать рядом. Но я не хочу, чтобы страх и стыд поглотили нас -- ни вас, ни меня. И потому я пишу про Лиссабон. Так, как мне давно хотелось.

Read more... )
inkogniton: (Default)
В середине октября нас всех свалила дельта. Она не слышала о прививках, ей было неведомо, что она не пристает к привитым, потому она просто свалила нас без предупреждения и не обсуждала никаких деталей. До начала ноября в доме был лазарет. Мы выкарабкивались медленно и постепенно, каждый приходил в себя в своем темпе. Я пришла в себя последней и мы выдохнули -- всё, отвязалась дурацкая дельта.

Кто сказал, что один и тот же снаряд не падает в одну и ту же воронку? Глупость сказали, не верьте. Чуть меньше недели назад мы все свалились с омикроном (или, как издеваюсь я, с пси, или с хи, или с какой другой греческой буквой). В октябре мне практически не было плохо физически, но в голове творилось что-то невообразимое: практически ежеминутно мне хотелось повеситься или застрелиться, а лучше прыгнуть с Тауэрского моста (до него еще доехать надо, думала я с тоской, а я в изоляции!), повеситься в полете и застрелиться уже лежа на дне. И казалось, это никогда не пройдет. Это всё проклятый вирус, убеждала меня О. в скайпе, не поддавайся. Но мне не верилось. Вирус -- это когда чихаешь, кашляешь, когда температура. У меня же только пропало обоняние и болело тело, помимо этого -- ничего. Никто меня не понимает, с невероятной тоской думала я, и всё планировала как бы мне добраться до моста (чтобы романтично), и там, на мосту, дрожа бледным лицом, вскарабкаться на перила (у меня так болели мышцы, что я понимала, что даже это будет подвигом), и после этого... Я не понимала точно, что будет после этого, только плакала, невероятно жалея самую несчастную себя. Но в одно прекрасное утро я проснулась и ничего из этого в моей голове не осталось, вообще ничего. И было это поразительно, я мучительно пыталась вспомнить вчерашние мысли и ощущения, но их не было, как не было никогда прежде. Вот и ладно, согласилась я мгновенно с таким положением вещей, вот и хорошо. В этот раз всё было иначе. Но об этом позже.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Буквально на следующий день после того, как мы перенесли поездку в Израиль, ко мне подошел понурый Ыкл.

-- У меня, кажется, -- он горько вздохнул, -- для тебя плохие новости, -- я повернулась и приготовилась слушать, -- Тебе уже ответили что-нибудь про Лиссабон?
-- Нет, -- удивленно сообщила я. Я уже какое-то время пыталась понять почему так долго не отвечают. Я написала еще одно письмо -- вдруг они загружены в предпраздничный период.
-- Я подписан на рассылку дружественных заведений, -- начал он издалека, -- и буквально полчаса назад получил сообщение, что, скорее всего, второй семестр, по крайней мере в некоторых дружественных заведениях, опять будет исключительно удаленным, -- он вздохнул, отвел глаза, и продолжил, -- честно говоря, мне кажется, что нас скоро запрут.
-- Не может быть, -- у меня похолодело внутри, Лиссабон ускользал прямо на глазах, -- не может быть.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Отчего-то больше всего расстраивала гора подарков -- черт с ними с деньгами за поездку, но что делать с подарками? Как я их передам? Думала было послать посылки, как немедленно вспомнила давнюю почти сюрреалистическую историю. Однажды в феврале, давным-давно, к нам в Принстон приехала Н. Она собиралась погостить у нас недели две, после же ее путь лежал в Южную Америку. У нас было холодно, очень холодно, так холодно, что мерзли даже уши и нос, тем временем в дебрях Южной Америки царило практически лето. Н. приехала в пальто, привезла с собой свитера и теплые носки, после же, рассуждала она, она вышлет их посылкой в Израиль и поедет себе дальше налегке -- зачем ей летом пальто. Н. аккуратно запаковала все зимние вещи, написала на коробке, что всё содержимое далеко, очень далеко не новое, оклеила коробку необходимыми марками (практически с ног до головы), сдержанно попрощалась и улетела в далекие теплые края. Долго ли коротко ли посылка долетела до назначения. Аккурат тогда, когда она пересекла границу, нам позвонила Ю. Она (немного истерически) смеялась в трубку
Read more... )
inkogniton: (Default)
Во второй части меня спросили интересует ли меня что-либо, кроме вещей -- к примеру, хожу ли я в театры, галереи, в парки, в конце концов. Мне подумалось вдруг, что этот вопрос, наверное, один из самых лучших комплиментов моим скромным записям -- значит, подумала я, у меня получается писать так, что забываешь о том, что мир временно сошел с ума, что всё немного с ног на голову, но всё, на самом деле, как всегда, как обычно. И потому, конечно, странно, отчего это вдруг я ни о чем таком почти не пишу. Почти два года назад я перевела свой журнал в режим дневника -- мне было интересно и важно фиксировать события, так как то, что началось тогда и всё еще продолжается сейчас, является из ряда вон выходящим. Уже давно целый мир не находился в таком хрупком и нестабильном состоянии как сейчас. Мне всё еще кажется важным продолжать фиксировать то, что только могу. Однако, тут следует заметить важное -- в этом журнале никогда не было, нет, и не будет так называемой жизни без прикрас. Я не люблю записывать грустное или плохое -- когда мне плохо, я замыкаюсь и прячусь, вокруг и так вполне достаточно такого без меня. Зато когда мне хорошо, мне жизненно необходимо поделиться, мне хочется, чтобы всем вокруг было если не так же хорошо, как мне, то максимально близко к этому. Мне хочется, чтобы всем досталось немного счастья -- того, которое меня переполняет и льется, порой, через край. Мне хочется верить, что скоро, совсем скоро, мир вернется если не к прежнему, то хотя бы к спокойному и относительно стабильному состоянию и тогда, хочется верить мне, я опять буду писать художественные рассказы, изредка перемежая их литературно обработанными зарисовками из нашей жизни.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Нет ничего прекраснее ощущения, когда сбывается давняя мечта. Много лет мечтала посмотреть "Призрак оперы". Я начала мечтать об этом еще в Америке, но тогда Ыкл уверенно сказал, что смотреть данный шедевр на Бродвее является верхом пошлости, так как смотреть его надо только и исключительно в Лондоне. Несколько раз я останавливала порыв и шла слушать что-то другое, всё мечтая о том, что когда-нибудь я буду в Лондоне и тогда обязательно, первым делом, побегу смотреть именно "Призрак оперы". Но поначалу было много дел, потом их стало еще больше, потом и вовсе стало не продохнуть. Да и карантин не добавлял оптимизма. Но я упрямо надеялась и всё думала, что обязательно, как только вздохну, как только хоть раз вздохну -- сразу забуду обо всем, схвачу чадо в охапку и мы побежим смотреть "Призрак оперы". Вот только время найду и обязательно. Сразу же. Зная себя, я бы еще несколько лет искала время и оно, скорее всего, не нашлось бы. Я бы продолжала расстраиваться и надеяться.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Во вторник я проснулась в пять утра. Не то чтобы мне нравилось просыпаться в пять утра, но мой любимый таксист уверенно сказал, что выехать нам следует не позже восьми, что означало, что встать мне следует не позже пяти. Опасаясь что-нибудь забыть, я написала себе длинный список -- что надо взять с собой, не забыть затворить и запереть форточки, не забыть выбросить мусор, не забыть документы, обязательно не забыть бумаги, связанные с коронавирусом, ни в коем случае не забыть, написала я себе еще раз, вздохнула, и написала в третий раз, но крупными буквами. Посмотрела еще раз, добавила шесть восклицательных знаков и на этом успокоилась. Теперь я их точно не забуду, я напомнила себе три раза, один из которых восклицательный (целых шесть раз).
Read more... )
inkogniton: (Default)
Умер Слава [livejournal.com profile] skrebec. Я узнала об этом вчера. Хотела написать, хоть что-нибудь, но поняла, что не могу, никак не могу. Слава любил чтобы весело, чтобы с юмором, чтобы с иронией. И такого вчера никак не получалось. Слава как-то написал мне: "У тебя прекрасная голова-сито, просеиваешь секунды и остаётся обычное золото". Я не знаю правда это или нет, но я знаю, что он действительно так считал, он всегда говорил то, что думал. А потом он как-то написал: "Вот как у тебя получается, что я всё время слышу тебя когда читаю. Знак вопроса. Надо сказки уже писать волшебные." Напоследок Слава написал всем: пишите и читайте, читайте и пишите.

Ну что ж, дорогой Слава, давай я для тебя еще немного секунд просею. Буду читать и писать, писать и читать -- вот прямо сейчас и начну.

Я купила себе сумку. Это было трудно, это было практически невозможно, это было просто невыносимо -- я смотрела на нее, всё смотрела и смотрела и мучительно надеялась на то, что вдруг они образумятся и объявят грандиозную распродажу. Еще я думала о том, что если бы купила ее всего полгода назад, она обошлась бы дешевле, но с тех пор они подняли цену и она стала еще невыносимей, если такое вообще возможно.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Три часа назад в одном квартале от дома бабушки Ыкла ракета попала в дом, прямое попадание. Один убитый и порядка пятидесяти раненых. Эта женщина, в ответ на мои вопли, хохочет: громко было, очень громко, но я честно сидела в бомбоубежище, клянусь! В целях поднятия морали мы с ней договорились, что я вам ее покажу (смертельный номер, исполняется впервые!), а вы все скажете всё, что думаете. Не стесняйтесь, прямо словами пишите, а я ей дам всё прочитать, такой у нас уговор. Вот та прекрасная женщина, о которой я так много пишу. Любуйтесь. В платье, конечно же, в любимых кроссовках, с сумочкой -- в общем, всё, как положено. Напоминаю: женщина на фотографии трижды прабабушка, да не при ней будет сказано. А я пойду валерьянки выпью, чего-то меня в прямом смысле трясет.

Read more... )
inkogniton: (Default)
В саге о доме я мельком коснулась вопроса о школах и об образовании. Тогда многие спрашивали что такое хорошая школа, что такое плохая и в чем между ними разница. Есть несколько критериев, исходя из которых школе присваивается оценка от министерства образования -- самая низкая оценка "неадекватная школа", самая высокая "превосходная школа". Между ними, соответственно, еще несколько градаций. Я не буду говорить подробно обо всех отличиях, но вот, к примеру, об одном. Отсюда и до конца речь только о начальной школе. К примеру, уровень знаний после окончания второго класса -- есть, так называемый, первый уровень знаний и второй уровень. У каждого из них есть четко прописанные характеристики; к примеру: ребенок считается прошедшим первый уровень знаний если он в состоянии читать по слогам или хотя бы по буквам. Ребенок считается прошедшим второй уровень знаний если он свободно читает (или практически свободно). Ребенок успешно прошел первый уровень если знает цифры от одного до десяти и умеет их складывать (только их, ничего двузначного). Ребенок успешно прошел второй уровень если он умеет складывать и вычитать не только до десяти, но и двузначные числа. А если умеет умножать, то он практически гений и его можно в аспирантуру. Про делить я даже говорить не буду. Английское среднее не особенно радует (по крайней мере, нас) -- если первый уровень успешно проходят пятьдесят процентов школьников, то второй -- уже только пять процентов.

В отчетах инспекторов, которые приходят ставить школам оценки, эта информация записана, сами же отчеты публичные, их не надо тяжело и долго искать. В большинстве своем, каждая школа вывешивает эти отчеты на свою заглавную страницу, чтобы вопросов больше не было.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Я не люблю овсяные печенья. У них вкус овсянки. Удивительно, не правда ли -- у овсяных печений вкус овсянки. Однако те овсяные печенья, которые печет Ыкл, а теперь и чадо, мне нравятся -- в них вкус овсянки отсутствует, это странно и непонятно, но это так. Вчера чадо скромно праздновала день рождения в парке. Она вскочила ни свет ни заря и побежала печь свои знаменитые овсяные печенья без вкуса овсянки. Когда я спустилась на кухню (около восьми утра), там стоял дым коромыслом -- вся возможная посуда была испачкана, пол и столешница были равномерно покрыты овсянкой с вкраплениями желтых клякс сливочного масла, на противне красовались огромные, словно голова новорожденного, печенья, которые чадо собиралась ставить в духовку. Какие огромные, -- выдохнула я, стараясь не смотреть ни на пол, ни на столешницу, ни на переполненную раковину. Какое счастье, подумала я тихо, что сегодня приходит госпожа уборщица, я со всем этим не справлюсь. Огромные, да, -- радостно сияя воскликнула чадо, не поднимая глаз, продолжая выкладывать следующее печенье, -- я просто подумала, что в прошлый раз сделала маленькие и их было, конечно, -- она окинула взглядом поднос, зашевелила губами, подсчитывая печенья, -- больше, но зато они были менее вкусные. Когда большие, тогда вкуснее, -- убежденно добавила она. Я не спорила, ретировалась из кухни и пошла заниматься утренними делами.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Удивителен выход из карантина. Если начало карантина можно было легко предугадать по исчезновению туалетной бумаги, то выход из оного оказалось предугадать несколько сложнее -- что может исчезнуть, право слово, если мы выходим?! Ответ оказался прост -- мыло для унитаза. Сдается мне, что все те, кто так старательно и долго запасался туалетной бумагой, теперь изо всех сил стараются от оной избавиться. Правило сообщающихся сосудов -- если где-то прибыло, то где-то в другом месте должно начать убывать. Отчетливо представляю почти бесконечное количество английских унитазов, доверху забитых туалетной бумагой, и диалоги их обладателей: скорее, скорее, твердит он ей, скорее заказывай как можно больше мыла, ведь иначе нам этого не смыть никогда! Он немного отшатывается, трагично прикрывая ладонями нос, она же бежит на заветный сайт магазина и набирает мыло в корзину -- столько же, сколько когда-то туалетной бумаги. Сообщающиеся сосуды, никуда от них не деться. Она не одна такая, конечно же, понимаю я, задумчиво рассматривая неутешительную надпись -- мыла нет. Я тихо радуюсь тому, что в традиционных английских домах не более двух туалетов на семью, и изо всех сил надеюсь, что когда-нибудь они прекратят покупать мыло -- именно тогда, с надеждой думаю я, мне тоже что-нибудь достанется.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Мы послали Л. небольшое видео, запечатлевшее наш обед. Во время обеда дитя раз за разом настойчиво просила объяснить ей еще и еще что нарисовано на чашке.

-- Слушайте, -- хохочет Л., -- я понимаю, что у вас гениальные дети, но мне кажется немного рановато объяснять ей в таких подробностях об этой, как ее, -- она запинается и произносит почти по слогам, -- гиперболической решетке. Ей бы чего попроще -- собака гав-гав, кошка мяу-мяу, понимаете?

За ужином дитя опять настойчиво просит объяснить что нарисовано на чашке.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Я бесновалась два дня. Я плакала без перерыва, я не могла успокоиться. Я оплакивала свои усилия, я оплакивала несбывшийся дом, я оплакивала всё на свете, но больше всего я не оплакивала ничего, но из меня выходило всё то, что столько времени копилось, что столько времени мной сдерживалось. Я не давала себе ни минуты поблажки почти полгода, и сейчас, когда я поняла, что всё кончилось, я разрешила себе всё, что угодно.

Я очень редко жалуюсь, еще реже я жалуюсь на него -- это наше внутреннее, мы сами разберемся, а если не разберемся, то тогда закончим всё это к чертовой матери, тоже бывает, не мы первые и уж точно не мы последние. Так бывает у многих, но для чего выносить, как можно рассказать, что человек, которого я сама выбрала, который еще вчера был самым прекрасным, самым ласковым, самым хорошим, несмотря на ссоры, несмотря на ворчание, несмотря на дурацкий характер (знала, что покупала, чего теперь-то) -- вдруг стал плохим. Это была не первая ссора, это даже не было первой сильной ссорой, это была вообще не ссора. Чего тут ссориться -- ему плохо, но он не может. Это же не назло. Но ничего из этого я на тот момент не понимала и не хотела понимать. Я понимала одно -- я его ненавижу, не-на-ви-жу. Ненавижу так, что перехватывает в горле, ненавижу так, что не могу дышать, ненавижу так, что когда слышу голос, у меня подкатывает к самому горлу что-то такое, что просится наружу, и то, что я, несмотря ни на что, старательно сдерживаю. Я не могла сказать ему ничего из этого, я вообще не могла сказать ему ничего. Он перестал быть моим, он перестал быть кем-то, я не понимала кто он такой и за что мне это всё. Мне было неимоверно жалко себя, так жалко, что когда я в очередной раз только начинала об этом думать, слезы текли ручьем и не хотели останавливаться.
Read more... )
inkogniton: (Default)
В радиусе пятисот метров от той школы домов было очень мало. Не только доступных, но вообще. Я внимательно просмотрела все объявления и выбрала два. Один -- выглядел мечтой, второй же я решила посмотреть, чтобы не приходить в тот первый пылая излишним энтузиазмом. Я позвонила в оба агентства и попыталась назначить просмотры. Просмотр второго дома мне назначили сразу же, а с просмотром первого возникли сложности. Все просмотры этого дома были назначены на субботу, но я никак, совершенно никак не могла в субботу -- Ыкл и чадо в гимназии, я не могу прийти с двумя детьми. Агент выслушал с пониманием и сообщил, что назначит просмотр на среду, но это будет предварительно -- надо было получить подтверждение от хозяев, что им это удобно.

Тем временем, я поехала смотреть второй дом. Он стоил столько же, но был намного меньше и в плохом состоянии. Единственное, что там было в порядке, как ни смешно -- проводка. Именно ее они поменяли, однако полы постелили старые, стены покрасили кое как, дом выглядел грустным и заброшенным. Они уже какое-то время пытались его продать, но не сильно торопились, потому снижали цену очень медленно. Я бродила по этому дому, пытаясь представить как мы в нем поместимся. Я даже почти представила, но решила, что не буду ничего решать пока не посмотрю тот дом.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Наш общий план был следующим. У нас есть начальный взнос, рассуждали мы, мы найдем дом, одолжим необходимую для построения люкарны сумму, и тогда, когда через два года придет время делать пере-расчет, стоимость дома существенно вырастет (благодаря люкарне), мы же сможем предъявить кредитору квитанции о построении люкарны и (ретроактивно) попросить дополнительную ипотеку, покрывающую ее стоимость. Таким образом, думали мы, через два года мы сможем вернуть близким практически всё, а то, что мы должны банку -- значит должны, будем как-то выкручиваться. Быть должными близким нам очень и очень не хотелось. Лучше банку -- с ним мы как-нибудь разберемся. Отходить от этого плана нам очень не хотелось. Очень.

После всех неудач, после того, что я начала практически жить на сайтах с объявлениями, скорее даже несмотря на это, я, в дополнение, подписалась на сообщения обо всех новых домах. Я решила действовать методично и смотреть всё, что нам хоть как-то подходило. Я бежала за уезжающим поездом и мне очень хотелось успеть запрыгнуть хотя бы на подножку. Я сначала буду смотреть сама, думала я, и только если мне покажется, что какой-то из вариантов нам подходит, тогда и только тогда, я буду дергать Ыкла и просить сходить посмотреть. Я смотрела дом за домом.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Время не утекало, не убегало, не улетало -- оно проносилось со свистом, с таким свистом, что у меня закладывало уши и чернело в глазах. Было предложение на ипотеку, брокер и адвокат были в боевой готовности, надо было только найти дом. Я ходила смотреть на объявления не как на работу -- это и было самой настоящей работой, занимающей всё, совершенно всё время, остававшееся после лекций, кормлений, уборки, детей и всего остального. До конца налоговых каникул оставалось три месяца, этого едва-едва хватало, чтобы успешно заключить сделку. Мне надо было срочно найти дом. В голове били молоточки -- ищи, ищи, ищи. У меня не было времени на плач, у меня не было времени на расстройства, у меня не было времени ни на какие эмоции -- эмоции для богатых, у меня же на них не было ни средств, ни времени.

В тот же день, после того, как я взяла себя в руки, я набрала полную грудь воздуха и пошла в очередную атаку. Появилось объявление о доме, который, по крайней мере на вид, мог нас устроить. Он находился значительно дальше, чем мы искали, но всё еще на относительно преодолимом, и главное, пешем расстоянии от школы. До того я не была в том месте, а если и была, то забыла, только видела, что дом стоит на дороге, но решила, что разберусь потом. Я внимательно изучила всю историю его продаж и того, когда и как он выставлялся на продажу за последнее время. Я позвонила в агентство и назначила просмотр. Просмотр мне назначили только через четыре дня -- хозяева не могли ни минутой раньше. Я решила потратить это время на то, чтобы хотя бы по фотографиям понять что, скорее всего, в этом доме придется делать немедленно, а что потом.
Read more... )
inkogniton: (Default)
Я знала, что письмо не может быть слишком длинным, ни у кого нет сил читать длинные сочинения, но оно и не могло быть скупым и сжатым -- мне надо было в нескольких строках рассказать о нас так, чтобы у нее возникло немедленное желание продать нам и только нам. Финансовое положение я осветила в ответах на их вопросы, покупательскую позицию тоже. Оставалось писать о нас и только о нас. Я написала как нас зовут, сколько у нас детей, я называла девочек по именам, чтобы письмо было как можно более личное. Я рассказала в какую школу ходит чадо, в каком она классе, после упомянула, что дитя пока ходит в сад, но мы очень надеемся, что через год или два она тоже начнет ходить в эту же самую школу -- если через год, то в садик при ней, если через два -- то во вступительный класс. Я рассказала о девице и сообщила, что она пока крохотная, но когда она подрастет, мы надеемся, что она тоже будет ходить в ту же самую школу. Я рассказала как, когда и почему мы оказались в Лондоне, кем работаем, упомянула кратко наши регалии, не заостряя на этом особенного внимания. Я написала, что мы влюблены в этот дом и нам бы очень хотелось в нем жить и растить детей. Хотела было добавить, как и им, но решила не давить на больную мозоль. Я написала, что наши адвокат и брокер находятся в полной боевой готовности и готовы начать процесс хоть через десять минут. Я честно призналась в нашей глупости, написав, что мы уже видели этот дом в ноябре, но наша медлительность помешала нам сделать предложение. Нам не хотелось бы, писала я, допустить ту же ошибку во второй раз и пропустить такой потрясающий шанс купить этот невероятный, с тонким вкусом отделанный, дом. Мне хотелось, чтобы ей было приятно читать наше письмо, тем более что всё это было сущей правдой. Я еще раз подчеркнула какой невероятный это дом и добавила, что жить в нем -- практически наша мечта.
Read more... )

Profile

inkogniton: (Default)
inkogniton

December 2024

S M T W T F S
1 2 3 4 5 6 7
89 10 11 1213 14
15161718192021
22232425262728
293031    

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 23rd, 2025 09:05 pm
Powered by Dreamwidth Studios